Лиз Коли - Красотка 13
– Ты так с ним умело управляешься! – Абраим не скрывал своего восхищения. Он сел в одно из низких кресел и погладил рукой его желтую обивку. – У тебя это получается легко и естественно.
– Это здорово, правда? В смысле, у нас ведь скоро свой младенец появится.
От удивления его глаза буквально вылезли из орбит.
– У нас? – испуганно взвизгнул он, и его лицо вмиг стало, как свекла.
Я прыснула.
– О господи! Не у нас… с тобой. В моей семье. Как это ни странно звучит, но моя мама беременна.
Оправившись от шока, он снова начал дышать.
– Значит, ты скоро станешь сестрой, – сказал он.
– Да. Мама уже довольно немолода для того, чтобы рожать детей, и все будут думать, что это мой ребенок, что я «залетела» и родила. Ну, по крайней мере, те, кто нас не знает.
– Ох, уф-ф… – Он явно хотел что-то сказать, но решил промолчать.
Повисла неловкая пауза. Мы оба пытались сообразить, что делать дальше. Я собиралась рассказать ему то, что, по моему мнению, он должен был знать. Однако я не могла говорить, глядя ему в лицо. Я легла на диван и, положив голову на подлокотник, принялась разглядывать узоры на деревянных панелях красного дерева, которыми был обшит потолок.
Мой голос едва заметно дрожал, когда я заговорила:
– Понимаешь, в моей жизни был такой странный период, о котором я совершенно ничего не помню. Я должна все тебе объяснить.
Я почувствовала, как его теплая ладонь легла на мое плечо.
– Ты потерялась, – сказал он. – Я знаю об этом. Твои родители продолжали жить в нашем городе. Я уже говорил тебе, что прочитал все статьи в старых газетах и все, что сообщалось о тебе на YouTube.
Да, правильно.
– Когда я вернулась, выяснилось, что я ничего не помню. То есть вообще ничего.
– Это очень… неприятно, – предположил он.
– Ужасно неприятно. Однако сейчас я уже кое-что вспомнила, – сказала я, продолжая внимательно разглядывать высокий потолок. – На самом деле меня похитили, – призналась я и, подняв руки, показала шрамы на запястьях. – И меня, похоже, держали в плену. По крайней мере, какое-то время.
– Стокгольмский синдром? – спросил он.
– Что это такое?
– Это когда пленник со временем начинает думать так же, как и его тюремщик, и не пытается освободиться.
Я покрутила серебряное обручальное кольцо, которое было на моем пальце. Мне почему-то по-прежнему хотелось видеть его на своей руке. Может быть, Абраим прав и это какой-то синдром.
– Прочитай, что там написано, – сказала я. – Это страшно.
Абраим молчал.
Черт. Я не права! Зачем я вывалила на него одним махом столько странной, не поддающейся пониманию обычного человека, информации? Да, Абраим, похоже, не скоро заговорит.
Впрочем, мне и самой было над чем поразмыслить. Я ждала, что он сейчас встанет и уйдет и никогда больше не захочет со мной разговаривать.
Однако этого не произошло. Он подошел ко мне и, наклонившись, поцеловал меня, лежащую лицом вверх. Его глаза стали влажными.
– Ты в порядке? – прошептал он.
– Кажется. Да, в порядке, – сказала я. Мои глаза тоже наполнились слезами. Его нежность тронула меня до глубины души.
Став на колени перед диваном, он погладил меня по щеке.
– Как тебе удалось пережить все это и не сойти с ума? Как ты смогла выстоять и не покончить с собой? Должно быть, ты обладаешь огромной, невероятной волей к жизни.
Я задумалась, поджав губы. Хватит ли у меня смелости рассказать ему все прямо сейчас?
Пока я подыскивала нужные слова, зазвучала новая мелодия. Она была такой волнующей, нежной и страстной, что я забыла обо всем на свете. Я пришла в себя, только когда почувствовала, что Абраим обнял меня. Крепко прижав меня к себе, он произнес хриплым голосом:
– Как жаль, что я не мог тебя спасти. Как жаль, что я не знал, где тебя искать.
– Этого никто не знал, – прошептала я. – Но все равно спасибо тебе.
Я тоже обняла его, а потом нас закружила музыка и мы утонули в мягкой коже дивана. Он целовал меня, и я отвечала на его поцелуи. Самым удивительным было то, что все это я воспринимала как нечто новое и приятное. Мне казалось, что до этого милого, доброго и нежного парня меня еще никто и никогда не целовал. Я была уверена в том, что он сможет защитить меня, что он хочет меня, хотя и знает, что я далеко не невинная девочка и что моя душа и мое тело подвергались издевательствам и насилию.
Слезы счастья щекотали мои ресницы. Ощутив соленый привкус, он приподнялся и посмотрел на меня. В его глазах застыл немой вопрос.
– Что такое? – спросил он. – Прости меня. Я слишком увлекся, да?
Я улыбнулась и вытерла глаза, но слезы все равно продолжали бежать ручьем.
– Я просто очень счастлива. Мне невероятно повезло, – сказала я. – Но это слишком хорошо для того, чтобы быть реальностью. Я боюсь проснуться.
Он покраснел от удовольствия и улыбнулся, а потом снова прижался головой к моей голове, желая подарить мне еще одну порцию счастья. Время пробежало незаметно, пока я изучала его, а он меня, покрывая нежными поцелуями губы, щеки и шею друг друга.
Часы на каминной полке пробили одиннадцать. Он отстранился.
– О, дорогая, уже очень поздно. Мне лучше уйти до того, как вернутся твои работодатели. Энджи, если ты сейчас же не перестанешь смотреть на меня вот так, то я снова начну целовать тебя как сумасшедший, и мне страшно даже представить, что хозяева дома увидят, когда войдут сюда.
– О-о, они увидят, что у нас романтическое свидание… Прости меня.
– Вот теперь я тебе скажу: какая же ты глупая. Я ни о чем не жалею и ни за что бы не променял этот вечер на поход в кино с поеданием попкорна. А как ты смотришь на то, если мы с тобой завтра сходим куда-нибудь поесть пиццу или, может быть, придумаем что-нибудь необычное, типа боулинга?
– Я запросто могу набрать девяносто пять очков. По крайней мере, раньше мне это удавалось, – предупредила его я и заставила себя вылезти из углубления, которое продавило мое тело в диване.
– Ух-х. Если ты такой мастер, то мне придется нелегко.
Я решила не признаваться, что до мастера мне еще очень далеко.
– Как ты смотришь на то, чтобы заехать за мной в шесть? – спросила я.
– Очень даже положительно смотрю.
Он обнял меня за талию, и мы направились в прихожую. Его куртка висела на вешалке. Надев ее, он наклонился и, схватив меня, снова прижал к себе и поцеловал. Это был прощальный поцелуй. Однако он длился до тех пор, пока часы не пробили четверть двенадцатого. К этому моменту я уже едва дышала и у меня ужасно кружилась голова.
Я немного постояла возле двери, глядя на его отъезжающую машину, а потом пошла в детскую, чтобы посмотреть, как себя чувствует Сэм. Выяснилось, что он перевернулся на спину, сбросив с себя все одеяла. Я снова укрыла его и села возле кроватки, поглаживая пальцами мягкое шерстяное одеяльце. Ощущение было таким приятным, что меня начало клонить в сон. Я смотрела, как дышит малыш, как поднимается и опускается его маленькая грудка, и мои глаза закрылись.
Услышав, как открывается дверь гаража, я вздрогнула и побежала в кухню встречать Харрисов.
– О Энджи! – воскликнула миссис Харрис. – Я дико извиняюсь за то, что мы вернулись так поздно. Мы увлеклись и потеряли счет времени.
– Все нормально, – сказала я. – Мы тут замечательно провели время. Сэм начал ходить. Он самостоятельно сделал несколько шагов.
– О-о! Это чудесно! – Она обняла меня. – Тебе, наверное, было очень забавно на это смотреть. Ты слышал, дорогой? – обратилась она к мужу, когда тот вошел из гаража в кухню. – Наш малыш уже начал ходить!
– Эй, эй, эй! – закричал мистер Харрис, обнимая свою жену. – Жду не дождусь утра, чтобы увидеть это. Проводить тебя домой, Энджи? Джинни уже рассказала тебе? Мы так здорово повеселились! Танцевали как ненормальные, под эти забавные, старые, замшелые песни и совершенно не следили за временем.
Часы пробили час ночи, поставив тем самым восклицательный знак в конце его реплики.
Уже час ночи? Ого! Для меня время тоже пролетело совершенно незаметно. Наверняка я крепко уснула, сидя возле кроватки малыша.
Суббота предназначена для того, чтобы можно было как следует выспаться и, встав с постели, почувствовать себя бодрой и отдохнувшей. Однако когда мама в третий раз разбудила меня, то часы уже показывали половину третьего, а мои глаза по-прежнему не открывались. Мне казалось, что их потерли наждачной бумагой. Я не могла заставить себя встать с кровати до тех пор, пока мама не пригрозила, что больше не разрешит мне допоздна засиживаться у Харрисов, раз я после этого сплю полдня. Вспомнив, как замечательно шелестела стодолларовая купюра в моем кошельке («Ты сегодня работала в два раза дольше обычного, к тому же тебе пришлось задержаться после полуночи», – объяснил доктор Харрис дополнительную оплату), мне захотелось доказать, что я могу взять себя в руки. И ведь я проспала больше двенадцати часов! Подумав об этом, я моментально выпрыгнула из постели.
